Я об Италии

* * *

Хочешь знать, любовь моя,

что отсюда до Апеннин – тридцать холмов,

что бегут, перегоняя друг друга, волнами,

стелются между хребтом и нами,

что тебе это напоминает?

Мне это напоминает, милый,

Пьеро делла Франческу,

сына красильщика, странного Пьеро,

что в городе, где нашли химеру,

сделал тридцать картонов,

чтобы изобразить перспективу верно.

Тридцать слоев, вуалей, башен,

тридцать рек, городов и пашен,

чтобы, наложенные одни на другие,

наш взгляд к горизонту стремили.

В церкви высокой разложенные на полу,

чтобы затем воспарить, взобраться

по грубым стенам, в памяти чтобы остаться

у каждого, кто здесь хоть раз возводил очи к небу, –

невод раскинул, волшебный невод.

Вот и стал ловцом человеков дивный Пьеро,

правда, в своей, не похожей ни на кого манере,

помогая Тому от века,

кто из простых людей делал ловцов человеков.

Кем и сам он некогда был уловлен

и удивлен – этим небом, холмами,

этими красками, дымкой, дамами и домами.

Как и мы вслед за ним, правда, милый?

Уловлены и побеждены навсегда

красотою этого мира.

Стихи об Италии

I.

И сразу,  как только вышла из самолета,

почувствовала: я дома.

Запыленные кроны пиний, правда,

не кивали приветливо.

Зато служащие аэропорта

улыбались ласково и устало,

показывая дорогу.

Не нужно, знаю сама – там Италия.

Там, за неряшливым коридором

и безразличным таможенником.

Подожди, сердце, еще полчаса.

Прошу, не выпорхни, – farfalla.

                                            II.

Неожиданно-дамский цилиндр

в витрине шляпного магазина,

пиджак из нежнейшей замши,

не купленный мною,

который буду помнить, кажется,

до конца моей жизни,

следы Умберто Эко на мостовых этого

мрачного города,

огромный книжный “Feltrinelli” –

рай для филолога,

неитальянский сандвич

и двадцать граммов

вкуснейшего кофе

в маленькой забегаловке

недалеко от университета,

двадцать минут на плетеном стуле

в огромном соборе,

все это ты – Болонья.

                                         III.

Ах, во Флоренции все лазурью.

Жара, блики солнца,

узкие оконца.

Из них больше не глядят

на улицу флорентийки.

Ни одной не видела прекрасной.

Зато в каждой траттории –

кьянти разное,

молодые итальянцы,

что не ходят по музеям,

дискотеки предпочитая.

Ах, пойти бы и встретить

там невзначай какого-нибудь

тосканского принца,

да ведь, наверно, перевелись все.

Одна радость – в Уффици

по-прежнему Боттичелли,

благороден и молод поныне.

Дует с полотен ветерок легкий,

осушая слезы радости и гордыни.

         Три стихотворения

  1. Фра Беато Анджелико

1.

Ах, простодушный брат,

собеседниче ангелов!

Свет льешь из полотен:

золотое сияние, ризы лазурные.

Глаза подставляю, как плошки.

Недаром любимый сюжет Благовещенье

(вся жизнь – как Евангелие):

Господи, что чудеснее и светлее?

Ангел с цветущей ветвью

и смущенная дева с челом высоким.

Здесь не уста говорят, а души.

Ах, имеющий уши да слышит

тихий таинственный шепот,

когда засыпают монастыри и музеи:

вот Косма с Дамианом обсуждают,

какую ногу пришить болящему.

Решают: черную белому, так веселее.

2.

В светлом раю краски забросил.

Нýжды нет: не прибавить и не убавить.

Что так чудесно прозрел на земле,

теперь воочию видишь.

Ангелы окружают,

щебечут на своем, на ангельском,

и все понятно.

Тот подошел, который

на землю спускался,

чтоб состязаться с тобою

в искусстве, улыбнулся смущенно.

«Ну, – говорит, – наконец-то».

Ошалевший от радости,

ни глазам, ни ушам не веря,

слышит голос из облака (ну, точно такое):

«Верный мой, получай награду,

веселись, пусть сердце твое пребывает в покое,

скоро явлю тебе лик свой пресветлый,

последнюю тайну открою.

Станешь навеки и совершенно счастлив».

  1. Джотто

Вы думали просто маленький уродливый карлик?

Нет, Джотто – живой, удивительный, смелый.

Видите, говорит: ангел на самом деле не белый.

Он цветной, золотистый и не бесстрастен вовсе:

ручками маленькими бьет себя в грудь, по щекам,

глядя на мертвого властелина мира.

А как уродлив Иуда, видели вы до сих пор такого?

А складки плаща Марии – синие, как ниспадают?

А как красив тот, кто вместил всю красоту мира?

Джотто, Джотто, так не бывает.

Так не было до сих пор на картинах и фресках,

чтобы Мария так вглядывалась в лицо    

                                                   мертвого сына.

Чтобы евангелист Иоанн так разводил руками,

чтобы спины монахов разговаривали.

Что ты смеешься, Джотто?  

Доволен своим чудесным, цветным,

огромным, как мир, БЫВАЕТ?

III.

Во флорентийских больницах

держат палаты для

заболевших синдромом Стендаля.

Преимущественно японцев,

что падают в обморок

перед оперетошным домом Данте,

перед всамделишней церковью,

где встретил он Беатриче,

пред Санта Мария дель Фьоре.

Не могут глядеть на купол.

Привыкшие к прямоугольному,

глазом раскосым только уловят

божественную кривизну, и брык – лежат.

Брунеллески доволен эффектом.

В раю светлом, сидя на облаке,

с Джотто подсчитывают,

сколько сегодня.

Десять японцев, ни одного англичанина

и одна русская…

* * *

            Сандро Боттичелли с любовью

Под круглой белой плитой

покоится то, что было тобой –

и неизвестно где – то, что было ею.

У нее плита – холстяная, цветная,

на которой имени нет,

просто все знают,

что это прекрасная Симонетта,

в которую был влюблен

весь флорентийский свет.

И ты? И ты.

Среди толпы,

не сдерживая рыданий,

заглядывал в гроб открытый,

чтобы в последний раз

пир устроить для глаз,

запоминал острым взглядом художника

блики солнца на мертвой коже,

белые холмы век:

«Се человек».

Человек в тебе победил художника.

Мало касаться кистью,

захотел плотью, кожей –

хоть после смерти соединиться –

завещал похоронить себя

неподалеку от ее гробницы.

* * *

В Чертальдо черти не водятся,
здесь водился Боккаччо
с книгами, как и он, одинокими,
в доме с башней.
О, как молодость быстро проходит,
dimmi, dimmi perché*
этот пузатый, раскрашенный,
в капюшоне путешествовавший налегке
здесь нашел покой и упокоение,
вдали от блеска и сил,
с дома своего башенного
наблюдая искренний блеск светил?

* Скажи мне, скажи мне, почему (ит).

Тоскана: Внутри красоты

Красота для меня – понятие очень важное. Бог создал этот мир прекрасным, настроил наши сердца, души, глаза на восприятие этой бесконечной прелести, научил людей подражать ей в собственном творчестве. Я далека от того, чтобы полностью согласиться с известным утверждением Достоевского о том, что красота спасет мир. Я бы сказала так: “Красота помогает жить”. Этот тезис сотни раз подтвержден мной самой, потому что плохое настроение, сердцебиение, мрачные раздумья здорово лечатся – стоит только выйти на улицу в хорошую погоду или пробыть два часа в музее, зайти в церковь, пройти по улицам  живописного города. Для такого лечения подойдет любая страна, и область, и природа. Но Тоскана подойдет в высшей степени, потому что я не знаю земли, полнее и краше выражающей этот тезис: “Красота помогает жить”. Здесь прекрасно все: и природа – мягкие холмы, засаженные оливковыми рощами и виноградниками, стройные кипарисовые аллеи, поля цветущих маков, одинокие желтые облачка цветущей мимозы, заснеженные Апеннины, невероятной голубизны море с четким силуэтом Эльбы вдали; и творение человеческих рук – старинная архитектура городов, башни и дворцы, соборы, музеи с прекрасными, единственными в мире картинами. Прелесть Тосканы в том, что она “tutto insieme”, как говорят итальянцы, то есть “все вместе”. Поэтому сюда можно приехать за самыми разнообразными впечатлениями и ощущениями – зрительными, вкусовыми, тактильными, но все они – в этом я уверена – будут наивысшего качества. Тоскана предлагает массу вариантов для удовольствий: это и наслаждения художественными сокровищами галерей и музеев, прогулки по средневековым улицам маленьких тосканских городков и по виноградникам и оливковым рощам, где можно посмотреть, как растет виноград, как он зреет, наливается соком, посещение кулинарных мастер-классов, где вас научат готовить настоящую пасту и тирамису, мастер-классов по росписи керамики, где вы собственными руками сможете расписать вазочку или тарелку.

Конечно, главной жемчужиной в венце неповторимых тосканских городов – Сиены, Пизы, Ареццо, Сан-Джиминьяно, Лукки, Вольтерры и пр. – является Флоренция, прекрасная, как цветок, гордая, как красавицы былых времен, щедрая, как тосканское солнце. В этом городе столько сокровищ, что для того, чтобы познакомиться с ними, понадобится не менее недели, но, если вы ограничены во времени, можно уложиться и в пару дней. Обязательные места для посещения – собор Санта Мария дель фьоре, знаменитый флорентийский баптистерий, где крестили Данте, восхитительные капеллы Медичи, Палаццо Веккьо, Галерея Академии, палаццо Питти и, конечно, Уффици. Другого такого музея – я совершенно убеждена в этом – нет на земле. Нигде нельзя увидеть таких интерьеров – роскошных и в то же время камерных по-домашнему, нигде нет такой коллекции Боттичелли, нигде больше нет картин Микеланджело (здесь единственная сохранившаяся), ни из одной галереи мира не открывается такого вида – на высокий южный флорентийский берег и на реку Арно со знаменитым Понте Веккьо и не менее знаменитым коридором Вазари. Даже для людей, далеких от искусства, три часа экскурсии пролетают незаметно, а ведь можно совместить приятное с полезным – выйти на солнечную террасу Уффици и, любуясь прекрасным видом – на купол Брунеллески и кампанилу Джотто – выпить бокальчик просекко или красного тосканского вина кьянти. Да-да, вы правильно поняли: удовольствия духовные и физические идут здесь рука об руку. Очень хорошо после полноценного осмотра галереи или музея или экскурсии по городу зайти в какую-нибудь типичную флорентийскую тратторию и съесть там бифштекс по-флорентийски – гигантский кусок мяса весом от килограмма и толщиной минимум два пальца, едва-едва обжаренный на живом огне. Не бойтесь – несмотря на то, что это полусырое мясо, оно очень и очень вкусное, я бы сказала, что это самое вкусное мясо на земле. А ведь есть еще риболлита – хлебно-овощной густейший тосканский суп, изысканные фьоккетти, фаршированные грушей в сырно-спаржевом соусе, подаваемые в самой старой флорентийской траттории “4 льва”, существующей с 1555 (!) года, вкуснейшие сыры, прошутто, колбасы, типичные флорентиские блюда лампредотто и триппа и прочая, и прочая. Флоренция усладит ваш вкус, зрение, слух (это очень музыкальный город, который предлагает массу концертов и спектаклей), обоняние (весной воздух здесь напоен ароматами цветов) и осязание, когда вы будете прикасаться к нагретому солнцем песчанику флорентийских дворцов, прохладному мрамору церквей. И наконец, Флоренция усладит вашу душу, потому что ничего так не желает душа, как красоты и знания о том, что все пройдет, а прекрасное пребудет вечно, и, приобщившись этой красоты и вечности, душа ваша испытает лучшее чувство на Земле – полноты бытия и радости!

Сан Гальгано: вместо крыши небо

Сказать, что я люблю Тоскану, – ничего не сказать. Я искренне считаю, что это самый красивый, яркий и разнообразный регион Италии. Но даже на этом общем очень высоком уровне привлекательности есть вершины, такие места, в которых ты замираешь в восторге перед величием человеческого гения, с одной стороны, и перед разрушительной силой времени и природы, с другой. Одним из таких мест является аббатство Сан Гальгано, аббатство без крыши, которое выбрал Андрей Тарковский, чтобы снять один из самых ярких кадров своего фильма “Ностальгия”.

История головокружительного взлета и столь же головокружительного падения этого монастыря завораживает. Строительство его началось в 1218 году недалеко от места, где жил в отшельничестве бывший рыцарь Гальгано Гуидотти, прославленный в лике святых в 1185 году, спустя всего четыре года после кончины. К 1288 году гигантское аббатство было достроено и освящено.  Со второй половины тринадцатого века оно является одним из самых могущественных не только в Тоскане, но и во всей Италии, пользуется покровительством императоров Священной Римской империи Генриха IV, Оттона VI, Фридриха II, который – невиданная вещь – разрешает монастырю чеканить собственную монету. Вся история этого аббатства связана с деньгами и богатством: монахи являются распорядителями республиканской казны соседней Сиены, руководят работами по постройке Сиенского собора, осушают болота, имеют валяльню, мельницу и даже мастерскую по выплавке металлов. Но затем в монастырскую историю вмешивается могущественная сила – судьбы? Божественной воли? – и благосостояние развеивается, как дым. Неурожай в 1328, всеевропейская чума в 1348, и пошло-поехало: разграбление монастыря отрядами наемников,  продажа аббатом-комендантом свинцового покрытия крыши, спор за имущество монастыря между Папой римским Юлием II и Сиенской республикой, в результате которого Папа запрещает в ней все церковные службы. В 1662 году в одном из документов сообщается, что церковь находится в ужасном состоянии и что в ней идет дождь. Заключительный удар монастырю стихией был нанесен в 1786 году, когда от удара молнии разрушается колокольня и падает на то, что осталось от крыши и сводов.

Казалось бы, вид разрушенной церкви должен внушать ужас, по крайней мере, сожаление. Я пыталась анализировать: почему возникает такое восторженное чувство, когда ты оказываешься внутри этих стен, ведь ничего хорошего в разрушенной церкви нет, помните, как говорит Андрей Рублев в одноименном фильме: “Нет ничего страшней, когда снег в храме идет, правда, а?” А потом поняла: просто здесь во всей своей очевидности сталкиваются две силы, две стихии – мощь человеческого гения и природы, времени – и закручиваются в невероятный вихрь, клубок, но внутри, в центре циклона – абсолютный штиль, молчание и покой, в которые ты попадаешь, как только входишь через несуществующие двери в эти стены без крыши. Поэтому в Сан Гальгано ощущаешь себя всегда в одиночестве. Всегда один на один со временем, историей и природой. И это чудесное чувство.  Не страшно и величественно еще и от того, что крышей этого храма теперь является небо, как писали древние фресканти на потолках церквей. Художественная идея, доведенная до абсолюта.

Когда волшебство закончится, можно выйти и полюбоваться на огромный фасад, который был построен с таким расчетом, чтобы поражать воображение путников, идущих по дороге Мареммана, подняться среди виноградников к еремо ди Монтесьепи и там с удивлением увидеть меч святого Гальгано, который до сих пор выходит из скалы так, как он погрузил его туда, как нож в масло, рыцарь, решивший покончить с беззакониями и убийствами, от которого дьявол, как пишет агиограф, удалился с завыванием.

В этом месте хорошо остаться на тихий, спокойный уик-энд, благо, всего в ста метрах от аббатства находится прекрасный отель с хорошим рестораном. Что еще нужно? Представляете, открываете утром окно, а за ним безбрежные желтые поля, голубое небо, а между ними эта удивительная, притягательная громада, которая зовется аббатство Сан Гальгано.

Сага об итальянском доме

Casa mia, casa mia…

Casa mia, casa mia,

per piccina che tu sia,

tu mi sembri una badia.

Il detto toscano

«Пусть и мала моя хата, мне милее в сто раз, чем палаты», – гласит тосканская поговорка в моем стихотворном переводе. Если давать точный подстрочный перевод, то он будет звучать так: «Дом мой, дом мой, пусть ты маленький, но ты мне кажешься бадией». Для того, чтобы понять смысл этого высказывания, нужно знать, что такое бадия. Это видоизмененное abbazia, аббатство, то есть крупный независимый монастырь, очень богатый, с огромной и красивой церковью. Смысл, лежащий на поверхности, ясен, но и еще одно значение, безусловно, есть. Ведь что такое монастырь? Приют, пристанище, прибежище. Именно так итальянцы и понимают дом. Моя свекровь, когда я попросила ее одной фразой определить, что такое дом для нее и ее соплеменников, сказала: «La casa è ricovero della famiglia», то есть пристанище для семьи, а о важности этого понятия для сынов и дочерей «Италии златой» говорить не стоит.

А еще для итальянца его дом – это любимое детище, которое нужно лелеять, любить, украшать и охранять, поэтому в него не всех пускают и первому встречному не показывают. Итальянское жилище, как бы это ни казалось странным для нас, – закрытое пространство для всех более или менее посторонних. Итальянцы предпочитают встречаться на нейтральной территории – в ресторанах, барах, впрочем, это сильно зависит от региона. Но и в этом достаточно закрытом пространстве есть места, куда совсем-совсем не пускают, например, спальня, вот есть для приема гостей салотто – и пожалуйста. Салотто, или гостиная, – обязательная комната даже в небольшой квартире. Здесь собирается семья, здесь обычно проводятся праздничные трапезы и стоит семейное божество – огромный телевизор, потому что большинство итальянцев – телеманьяки, у них редко встретишь книжные полки, но зато по телевизору в каждой комнате, и конечно, на кухне. Она в итальянском доме обязательно должна быть просторной, с большим столом, который всегда вне приемов пищи остаётся пустым. Вообще приём пищи здесь – целый ритуал, стол обязательно накрывается скатертью, раскладываются приборы, обед или ужин может продлиться час-полтора. В Италии есть даже такая поговорка: «За столом не стареют». Русскому человеку этого не понять, дня нас еда и сам процесс приема пищи не представляют такой важности, в то время как для итальянцев (и мы уже об этом писали) это основополагающая вещь, как и связь с землей, а особенно в таком аграрном регионе, как Тоскана. Поэтому здесь редко можно встретить высотки, предпочитают жить в двух-трехэтажных домах на несколько семей. И конечно, идеальное жилище – это собственный дом с небольшим участком возле него, садиком, где сидит несколько кустов роз и оливковое дерево. Если садика нет, то есть балкон, на котором в кадках могут расти апельсиновые и лимонные деревья, розмарин, базилик.

Итальянский дом вообще и тосканский в частности построен так, чтобы в нем не было жарко: на стенах никаких обоев, только побелка, а пол выложен плиткой – керамической или из мраморной крошки. Тот, кто был в Италии, видел такой обязательный атрибут всех здешних построек, как ставни, – без них никуда, они закрываются на ночь, потому что итальянцы предпочитают спать в полной темноте, и в полдень, так как летом солнце печёт нещадно, и открываются, когда жара спадает, – после четырёх пополудни. Ставни обычно красятся в зеленый или красный цвет, поэтому фасады итальянских домов выглядят празднично. Вот о таком веселеньком, уютном доме со ставнями мечтают все итальянцы, поэтому первое, что стремится приобрести молодая семья, это собственое жилище. Ради того, чтобы его купить, итальянец может пойти на любые жертвы (но, разумеется, не на отказ от субботней пиццы). Кстати, итальянская свадьба никогда не проводится дома, в том числе и потому, что народу на ней обычно много – количество это может достигать двухсот-трёхсот человек. Так что дом после отъезда молодых, после прощального бриндизи в старом качестве тихо стоит и ждёт их возвращения. А они возвращаются. Всегда. В свой прекрасный, уютный

итальянский дом, пахнущий розмарином и помидорами, картинами и старой мебелью, в его тихую прохладу, в сладостность частного, семейного бытия.

Радость жизни по-итальянски: ЕДА!

Когда мой муж услышал, что я собираюсь писать статью об итальянской еде – небольшую – он сказал: «Да тебе и толстой книги не хватит». Действительно, не хватит. Все знают, что еда в Италии – это не просто насыщение, это удовольствие, главная тема для обсуждений, искусство, наконец. Многие думают, что такое представление о еде как о почти религии итальянцев преувеличенно. Могу с полной ответственностью ответить: «Нет!» Когда в магазине у меня спрашивают, как нарезать мортаделлу – совсем тоненько или потолще, или дома решается, какую пасту выбрать на обед, исходя из того, какой сегодня будет соус, – пенне, спагетти, лингуине или … я хохочу про себя и думаю: «Да какая разница!». Оказывается – нет, друзья, для пасты кон помодоро больше подходят макароны с дырочками, потому что соус тогда лучше проникает вовнутрь, а для песто нужны лингуине или трофи и так далее в таком же духе.

Итальянцы думают, что в России поесть хорошо и потратиться средне невозможно, потому что отсутствует такая категория заведений, как траттории, остерии, где еда отменно вкусная, а стоимость средняя, потому что интерьер простой и незатейливый, так же, как и посуда. В России же есть либо дорогие (неоправданно дорогие) рестораны, либо совсем уже экономичные заведения общепита. Интересно, что идея общепита родилась еще в Древнем Риме, до сих пор в Помпеях можно увидеть многочисленные заведения такого рода, которые назывались таберны почти с современными барными стойками, правда, в отличие от современных кафе, там оказывались еще и другие услуги. Рестораны появились в Европе довольно поздно, потому что богатые люди ели дома, а для людей бедных или со средним доходом как раз существовали таверны, траттории, остерии, фьяскеттерии. Перечисленные заведения – традиционные в Тоскане, среди самых популярных мест во Флоренции – траттория «Куаттро леони – 4 льва» (самая старая в городе, существует с 1555 года), фьяскеттерия «Иль Латини», траттория «Zaza». В них множно найти огромный выбор традиционных тосканских блюд. Что интересно – итальянцы ЛЮБЯТ свою национальную еду, может быть, поэтому, глядя на них самих, и весь мир вослед полюбил итальянскую пасту, пиццу, паннакотту, тирамису.

Кухня Тосканы очень простая, основой ее являются хлеб, мясо и овощи. Блюда незатейливые, их удивительный вкус основан на качестве исходного продукта, которое неизменно высоко. А еще на том, что Тоскана – регион в прошлом крестьянский по преимуществу, где есть особые представления, связанные, например, с хлебом, множество примет и поговорок: нельзя, чтобы

хлеб был перевернут, лежал горбушкой на столе – это считается плохой приметой, о человеке добром говорят: «Хороший, как хлеб». Его здесь никогда не выбрасывали, поэтому сухие кусочки хлеба, размоченные в воде, легли в основу супа риболлита (добавляются еще фасоль и овощи), паппы кон помодоро, панцанеллы. Но – королем флорентийской кухни или королевой (потому что по-итальянски женского рода) является бифштекс по-флорентийски – знаменитая бистекка. В идеале она должна готовиться из особой расы коров – кьянины – это белые великаны, в холке достигающие двух метров. Бистекка – это огромный треугольный кусок мяса, весом не менее килограмма и толщиной минимум два пальца. Обжаривается он по пять минут с каждой стороны и еще 20 минут на кости. В результате мясо внутри остается розовым, удивительно нежным, пахнущим так, что слюнки начинают бежать уже при виде его виртуозной разделки флорентийскими официантами. В некоторых ресторанах Тосканы, например, знаменитом заведении Дарио Чеккини в Панцано-ин-Кьянти из подачи бистекки устраивают целый спектакль. Выходит сам хозяин – большой колоритный мужчина в патриотичном бело-красно-зеленом фартуке, трубит в рожок и кричит «ЕЕ величество бифштекс по-флорентийски». И добавляет: «Ту биф о нот ту биф». Люди смеются, мясо пахнет, вино льется рекой. Это и есть идеальное времяпрепровождение по-тоскански, местная поговорка гласит: «За столом не стареют». Это очень древняя вещь, еще на этрусских саркофагах люди изображались возлежащими в банкетной позе, а самым популярным сюжетом росписи могильных камер были празденства и банкеты. То есть «Мы умерли, но да здравствует жизнь во всех ее проявлениях! Да здравствует заздравная чаша и добрый кусок мяса, съеденный с удовольствием».

Так приезжайте же и вкусите!

Странная буква